Из плена в плен - Илья Бровтман

Баба в мокром сарафане

Бьёт берёзовым прутом.

Очи парня щиплет мыло,

И стекает по щекам.

Ткань, намокшая не в силах

Скрыть красивый женский стан.

По устам и по ланитам

Льётся бурная река.

И манят к себе магнитом

Два набрякших бугорка.

Вот скользит по ткани тонкой

К бугорку его рука…

Вдруг раздался голос звонкий

Молодого петушка.

Льётся с тёмного окошка

Лунный свет зелёных глаз.

Настороженная кошка

По хозяйски улеглась.

Сто вопросов. Что за хата?

И откуда запах свеч?

Сколько времени солдату

Ложей была эта печь?

Он раскрыл пошире очи,

Поглядел на потолок.

Солнца луч украл у ночи

С образами уголок.

Ароматную солому

Носом ощутил солдат.

Плыл по полу земляному

Взад вперёд пытливый взгляд.

Стала память возвращаться,

Вспомнил лагерный барак.

Только на локтях подняться

Он пока не мог никак.

Обнаружил взгляд усталый —

Он лежит почти нагой.

Под пуховым одеялом

На перине пуховой.

Греет тёплая лежанка,

И хлопочет у окна

Чернобровая крестьянка.

Та, что Сеня видел в снах.

Слышно блеянье овечки.

Может это дивный сон,

И совсем он не на печке

Без рубахи и кальсон?

Может злая смерть — старуха

Машет ржавою косой?

Как змея шипит над ухом:

— Собирайся на покой.

Он опять сомкнул ресницы,

Шевельнуться нету сил.

И опять солдату снится,

Что петух заголосил.

Чья-то тёплая ладошка

На челе смахнула пот.

По губам скользнула ложка,

Молоко полилось в рот.

Словно дар ему прислала

Сердобольная коза.

Вздрогнул он под одеялом.

Широко раскрыл глаза.

И наткнулся на улыбку

Нежных губ и ясных глаз.

— Ты хворал солдатик шибко, —

Прозвучал негромкий глас.

Мягкий говор малоросский

Заструился ручейком.

Туго сплетенные косы

Притаились под платком.

Серьги простенькие в мочках.

Обвивает гибкий стан

Белоснежная сорочка

И зелёный сарафан.

Молоко и хлеб держали

Руки, тёплые как печь.

А из уст, вишнёво — алых,

Полилась прямая речь:

— Я тебя отныне Ваней

Буду называть, солдат.

Знают все односельчане,

Что ко мне вернулся брат.

Их в Сибирь с отцом и мамой

Увезли семь зим назад,

Называя кулаками.

Был тогда ребёнком брат.

Был он тоже черноокий,

Круглолиц и белокож.

И росточком невысокий,

На тебя чуть-чуть похож.

Галифе и гимнастёрку,

И нательное бельё,

С ними вшей, спалила к чёрту.

Не тащить же их в жильё.

На тебе одежда мужа.

Правда, статью он крупней.

Ты живой на свете нужен,

Так что умирать не смей.

Десять дней лежал в горячке,

Умереть три раза мог.

За тебя молила, плача.

И вернул на землю Бог.

Может быть, спасает брата

Где-то кто-то от смертей.

Ночевать пустили в хату.

Добрых много есть людей.

Верю я. За всё, Ванюшка,

Бог оплатит по делам.

Ты прости меня болтушку.

Дала волю я словам.

Почитай уже пол года,

Как ушёл на фронт мужик.

Словно в рот набрала воду.

Без работы был язык.

Дни и ночи, коротая,

Я молчала у огня.

А теперь душа живая

Будет в хате у меня.

А теперь поспи, Ванюшка,

Нужно набираться сил.

Дай, взобью тебе подушку.

Смерть ты, братик, победил.

В прошлом страшная горячка.

Будешь ты теперь живой.

Ловко справился с болячкой

Организм молодой.

Будто ком скопился в глотке,

Но собрался с силой он:

— Как зовут тебя, молодка? —

Промычал Иван — Семён.

— Кличут все меня Марусей,

Так велел отец Кирилл.

На него немного злюсь я,

Что Марией окрестил.

За грехи свои с ответом

Перед Господом стоять.

Жить не просто в мире этом

Богородице под стать.

Ты поспи ещё, Ванюша,

Набирайся сил пока.

Бабью болтовню не слушай.

Проку нет от языка.

И сказав, — пойду к скотине, —

Растворилась как туман.

Согревался на перине

Новокрещенный Иван.

Он поспал пока в сарае

Не пропел петух опять.

Из последних сил, шатаясь,

Попытался на пол встать.

Наконец он встал с постели,

Увидал в окне забор.

И ступая еле-еле

По нужде пошёл во двор.

Наст хрустел под сапогами.

Ослабев, шагал Семён.

Мокрый снег, ловя губами,

Возвращался к жизни он.

Свежий хлеб с кусочком сала

Ел он, яйца и творог.

Появляться сила стала.

Два ведра поднять он смог.

Спал на печке, словно барин.

Не кружилась голова

День за днём, и скоро парень

Поутру колол дрова.

Растопила Марья баню.

Нужно пару поддавать.

И распаренного Ваню

Стала веником хлестать.

Окатив водой из миски,

Промочила сарафан.

Тело женское так близко,

Что не выдержал Иван.

Заиграла кровь младая,

Налетел какой-то вал,

И Марусю обнимая,

Он в уста поцеловал.

Не изведав плоти юной,

Первый раз грешил боец.

Песнь любви играли струны

Колотившихся сердец.

Зашипев, вода кипела,

Полетел на пол ушат.

Два горячих влажных тела

Заплетались как канат.

А потом, устав от ласки,

Сели за дубовый стол,

Где их ждал, как в праздник Пасху

Весь крестьянский разносол.

И Маруся, кашу скушав,

Наливала в чашки чай,

Говорит ему: — Ванюша,

Ты меня не осуждай.

Завтра я поставлю свечи,

Как в часовенку пойду.

За измену я отвечу

Перед совестью в аду.

За грехи свои с мольбою

Попрошу я Божью мать.

Трудно тело молодое

От соблазна удержать.

Муж ещё в начале лета

Воевать ушёл с врагом.

Ни ответа, ни привета